Взгляд из Петербурга

Пламя из-под земли

Подробности

Автор: Андрей Столяров

Статья в сокращенном виде опубликована в «Новой газете» 20.03.13.

В давние времена перестройки президент России Борис Ельцин, видимо по рекомендации одного из советников, неожиданно заявил, что России нужна национальная идея.

Это заявление вызвало тогда шквал эмоций. Одни полагали, что никакой национальной идеи в природе нет и не может быть; разговоры о ней – демагогия, отвлекающая граждан страны от насущных проблем. Другие считали, что национальную идею выдвигает не власть, а народ – она самозарождается в глубинах национального бытия. Третьи указывали, что национальная идея у России уже имеется – это построение демократии, или возрождение русской духовности, или создание великой державы, или формирование русского национального государства.

Дискуссия ничем не закончилась. Однако с тех пор к теме национальной идеи сохранилось ироническое отношение. Стоит произнести эти слова и у многих появляется скептическая усмешка. Дескать, о чем тут говорить? «Делом надо заниматься, дорогой»: повышать эффективность экономики, развивать гражданское общество, ну и так далее.

Вместе с тем, национальная идея – это вовсе не кабинетные измышления. Это реальность, которая не раз проявляла себя в истории. Просто у национальной идеи есть свои четко очерченные параметры, и возникает она не в любой момент, а лишь при вполне определенных условиях.

***

Отличительной чертой национальной идея является пассионарность. Это качество, в свою очередь, можно определить как способность нации к сверхусилию для достижения поставленной цели. Результат здесь иногда представляет собой настоящее чудо. Крохотная Голландия выигрывает войну против Испанской империи и обретает государственную независимость. Советские войска внезапно наносят Гитлеру поражение под Москвой. Польские войска в такой же трагической ситуации, когда падение Варшавы уже представляется неизбежным, наносят поражение Красной армии («чудо на Висле»).

Примеров можно привести великое множество. Однако все они свидетельствуют о том, что в ситуации пассионарного максимума нация действует буквально, как один человек: коллективные интересы безусловно преобладают над личными, жертвенность становится нормой и открывает громадный ресурсный потенциал.

Заметим, правда, что чудо происходит далеко не всегда. Не в каждом случае национальную идею удается реализовать. Польские восстания 1830 и 1863 гг. (национальная идея – независимость Польши) были подавлены. То же самое можно сказать о наших недавних войнах в Чечне.

Кроме того, национальная идея может быть настолько абсурдной, что ее просто невозможно осуществить. Характерным примером здесь является политика «большого скачка» в Китае: миллионы крестьян строили примитивные домны, где варили чугун. Предполагалось, что они таким образом дадут металл, необходимый для индустриального подъема страны. Чугун оказался чрезвычайно низкого качества – громадные силы и средства были растрачены впустую.

Тем не менее, пассионарность – главный признак национальной идеи. В этом смысле набор национальных проектов, выдвинутых в свое время президентом Д. А. Медведевым (здравоохранение, образование, строительство жилья, что-то еще), на уровень национальной идеи явно не потянул, хотя его в это качество и пытались перевести. Не случайно об этих проектах давно забыли, точнее – списали на глобальный экономический кризис.

Аналогично с идеей модернизации. Никакого энтузиазма у россиян эта идея не вызвала. Бытовой приговор был таков: ему (президенту) надо – пусть и модернизирует. И опять-таки не случайно, что о данной идее сейчас стараются не вспоминать.

В общем, «назначить» национальную идею нельзя. Она образуется и работает лишь тогда, когда для этого есть внятные предпосылки.

***

Исторический анализ свидетельствует, что национальная идея «включается», как правило, в трех случаях:

Во-первых, это создание нации: консолидация этнических сил, завоевание независимости, образование собственного государства.

Во-вторых, это сохранение (спасение) нации: преодоление масштабной угрозы в виде войны, природной или социально-экономической катастрофы.

И в-третьих, это преобразование нации: модернизация этно-социальной культуры, приведение ее в соответствие с конфигурацией нового времени.

Заметим, что во всех трех случаях наличествует онтологический вызов, связанный с существованием/несуществованием нации. А в ответ на такой вызов осуществляется громадный общенациональный проект, требующий от нации напряжения всех ее сил.

Причем сам вызов может присутствовать в двух разных формах – физической и метафизической.

Физический вызов представляет собой конкретную, ясно видимую угрозу – масштабная катастрофа или война. Однако, конечно, не всякая катастрофа и не любая война. Войны на границах империи, как например война Австрии против Италии в XIX в., русско-японская война 1904 – 1905 гг., или в отдаленных колониях: война Англии против Афганистана в качестве настоящего вызова обычно не воспринимаются. Вызов влечет за собой пассионарный ответ лишь тогда, когда возникает действительная угроза: борьба британского флота против испанской «Непобедимой армады», породившая в Англии невиданный ранее национальный подъем, та же «битва за Англию» (сражение ВВС Великобритании с немецким люфтваффе, июль – октябрь 1940 г.), Великая Отечественная война СССР против фашизма.

Метафизический вызов, в свою очередь, представляет собой вызов будущего: нарастающее несоответствие форматов национального (государственного) бытия параметрам нового мира, и в отличие от физического, конкретного вызова долгое время существует в неявном, неотрефлектированном состоянии. Для его осознания необходимо интеллектуальное усилие национальных элит. Заметим, что этого, как правило, не происходит. Вызов будущего не осознали в свое время ни Австрийская империя, потерпевшая от бисмарковской Германии сокрушительное поражение под Садовой, ни императорская Россия, ввергшаяся в катаклизм революции и гражданской войны, ни многие другие страны, испытавшие аналогичные катастрофы. Рефлективный ступор, незамечание очевидного, как показывает история, обычно связаны с тем, что когнитивный уровень властных элит, особенно авторитарных, не слишком высок. Политики начинают осознавать необходимость реформ лишь тогда, когда стратегическая угроза обретает острую форму. Взять, например, нынешний финансовый кризис – его можно было предвидеть еще лет десять назад.

***

Теперь обратимся к России. В формальных координатах ее положение выглядит достаточно благополучным. Глобальный кризис Россия переживает без особенных потрясений, уровень жизни в стране хоть и не бог весть какой, но все же приемлем для большинства, внутреннюю ситуацию отличает стабильность: протестные всплески последних лет не поколебали властную вертикаль.

Физического, явного и прямого, вызова перед Россией нет.

Зато метафизический вызов вполне очевиден.

У России слабая экономика – основной доход в бюджет приносит экспорт сырья. У России неуклонно убывающее население – за Уралом, вплоть до Тихого океана, простирается антропологическая пустота. В России продолжается этническая сепарация – русские уходят из национальных республик, и во многих из них уже стали этническим меньшинством.

Сейчас модно обсуждать различные стратегические сценарии. Так вот, наиболее вероятный сценарий будущего России, на наш взгляд, таков: медленное протухание с последующим вялым распадом страны на национальные территории.

Причем отпадет от России не только большинство национальных республик, но также – Сибирь и Дальний Восток.

Россия в ее нынешнем виде перестанет существовать.

Осознает ли эту угрозу нынешняя российская власть? Даже если осознает, то никак это внешне не проявляет. Осознают ли эту угрозу интеллектуальные элиты страны? Нет, по крайней мере в масс-медиа, набат не звучит. Осознают ли ее россияне? Опять-таки нет: несмотря на недовольство коррупцией и ростом цен, россияне настроены достаточно благодушно. Вряд ли кто-нибудь понимает, что уже разверзаются небеса; большинство уверено в том, что все как-нибудь образуется.

Напомним, что такое же благодушие царило в Российской и Австро-Венгерской империях накануне Первой мировой войны и в Советском Союзе – в преддверии перестройки.

Жизнь была, конечно, не идеальной, но ведь жить было можно, и считалось, что в будущем ничего особенного не произойдет.

Все будет идти, как идет.

А потом – грянул гром…

***

Обратим внимание на следующее обстоятельство. Метафизический вызов требует преобразования нации. Фактически в результате такой трансформации возникает «новый народ», обладающий высокой пассионарностью.

Примеров здесь тоже сколько угодно.

В хаосе раннего Средневековья возникла новая нация – рыцарство, которое господствовало в Европе несколько сотен лет. Причем это был именно единый «народ» – с единой религией (христианство), с единой культурой (рыцарский кодекс), с единым языком (лингва франка). Пассионарность рыцарства была весьма высока. Один рыцарь мог разогнать целую толпу вооруженных крестьян, а во времена крестовых походов рыцарские отряды дошли до Иерусалима, образовав там свое королевство.

Ответом на религиозные войны XVI – XVII веков также стало образование новых наций. В Европе возникли первые национальные государства, тут же начавшие экспансию во внешний мир. Ничтожные по численности народы создавали империи гигантских размеров – Британскую, Голландскую, Испанскую, Бельгийскую, Португальскую. Новая национальная общность «советский народ», образовавшаяся в результате революционного Октября, так же демонстрирует высокий уровень пассионарности: индустриализация страны, победа в Великой Отечественной войне, создание атомной бомбы, выход человека в космос. «Новые японцы» после революции Мэйдзи побеждают необозримый Китай, могущественную Россию, наносят мощный удар по Соединенным Штатам, и создают, пусть на короткое время, империю Восходящего солнца. В свою очередь «арийские немцы», тоже «новый народ», возникший во времена фашизма, создает Третий Рейх, включающий в себя почти всю Европу.

Последние два примера могут показаться сомнительными. Однако мы оцениваем не качество национальной идеи, которая может являть собою патологический негатив, но лишь механику этнической трансформации, рождающей высокую пассионарность.

Напомним также об «этнической революции» в Соединенных Штатах, осуществленной в 1960 – 1980 гг. Из нации расовой, имеющей ограниченное этническое ядро (белый, англо-саксонец, протестант), американцы стали нацией мультикультуральной, «всеобщей» – энергия, порожденная этим метаморфозом, ощущается в Америке до сих пор.

И вот тут подчеркнем важный аспект. Во всех случаях преобразования нации идея, которая трансформировала исходный народ, была не экономической (наращивание материальных благ), а метафизической, создающей ценностный горизонт: христианизация мира, построение социализма, создание империи, мировое господство, равенство всех людей.

То есть, ответ на метафизический вызов будущего тоже должен предстать в пространстве метафизических координат.

***

Снова обратимся к России. Очевидно, что традиционный «экономический путь» приводит ее в тупик. Это следует даже из самых общих соображений. В России более холодный климат, чем в Европе и США, а это ощутимо повышает стоимость производства: в него закладываются дополнительные расходы на одежду, строительство, питание, отопление. Если же к климатическому налогу добавить еще и транспортный, связанный со стоимостью более длинных и трудных коммуникаций, то становится ясным, что, делая «то же самое», мы всегда будем отставать от западных стран. Просто они бегут налегке, а мы – с тяжелым рюкзаком на спине.

К тому же России скоро некому будет работать. Демографический кризис, в котором все глубже увязает страна, уже в ближайшем будущем приведет к тому, что заглохнут все инновационные направления. Сил еле-еле будет хватать, чтобы поддерживать текущий экономический уровень. Дистанция между Россией и Западным миром будет расти.

Единственная возможность ее сократить – это помимо ресурсов физических, которые уже на пределе, использовать ресурс метафизический, рождающий дополнительную энергетику.

Говоря иными словами, россияне, чтобы выжить, должны превратиться в другой народ, перейти на качественно иной цивилизационный уровень. По отношению к нынешнему своему состоянию они должны стать тем, чем в Средние века было рыцарство для ремесленников и крестьян.

Вот в чем суть проблемы, стоящей перед Россией. Ей требуется не модернизация экономики, подразумевающая улучшение быта, а модернизация бытия – создание нации, способной жить в современности. А инновационная экономика, как, впрочем, и гражданское общество, войдут неизбежными компонентами в этот метаморфоз.

***

Так какой же должна быть национальная идея России?

В те же давние времена перестройки на одном из многочисленных круглых столов мне был задан знаменитый «американский вопрос»: Если ты такой умный, почему же ты не богатый? И, помнится, не запнувшись ни на секунду, ответил я так: Не всем быть богатым, кому-то надо быть умным. Помнится также, что этим своим ответом оппонента я сразил наповал.

Быть может, в этом и состоит настоящая перспектива?

Быть может, следует обратить внимание на данный инновационный аспект?

Богаче западных стран мы все равно не будем. Этого не позволят ни климат, ни демография, ни громадная территория нашей страны. Зато мы вполне можем стать несколько умнее других. Выигрывать именно там, где мы до сих пор были традиционно сильны. Все же в Силиконовой долине (штат Калифорния, США) полно «наших людей». А глава фирмы «Локхид» как-то сказал, что подъем этой аэрокосмической корпорации был обеспечен в значительной мере притоком русских специалистов.

Заметим также, что интеллектуальная рента, на которую вполне можно жить, тем и отличается от сырьевой, что создает уникальный продукт. Это, как выразился Александр Неклесса,  своего рода «техно-версаче», который задает инновационную моду на несколько лет вперед.

Правда, для этого потребуется аксиологическая трансформация. «Новый народ» всегда возникает на базе новых ценностных приоритетов. Сейчас социальными идеалами россиян являются чиновник и бизнесмен. А должны быть – ученый, изобретатель, интеллектуал.

Или проще: уважают не того, кто богат, а того, кто образован, талантлив, умен.

Труд, конечно, большой.

Своего рода «внутренняя революция».

Превратиться в новый народ.

Но, по-моему, оно того стоит.