Взгляд из Петербурга

Психология протеста

Подробности

Автор: Евгения Бурова

Чтобы понять, что такое протест в нынешней России, и почему люди начинают протестовать, есть смысл обратиться к тому, а что же, собственно, россияне (потому что протестуют не только русские, разумеется) понимают под нормальной жизнью и под хорошей жизнью, как они видят место государства в стране.

В понимании хорошей жизни мнений много. И это нормально. Когда напрямую спрашиваешь людей, какой они видят нормальную жизнь, а какой идеальную - иногда хочется «обнять и плакать». Чем дальше от промышленных и культурных центров - тем ниже «потолок желаний», даже идеальную жизнь наши сограждане видят, как бабка из «Золотой Рыбки» - в появлении нового корыта. Разумеется, получи они это корыто, как люди в городах - и желания станут обширнее, но, что удивительно, ненамного.

Низкий потолок желаний, увы, не только экологичен, но и опасен. Опасен тем, что те, кто мало хотят, особенно в молодом возрасте, как правило, отказываются от построения карьер, от сложного обучения, поскольку их маленькие желания способна удовлетворить работа спустя рукава, не требующая сложного образования (для городов - настоящего образования).

Откуда берется этот низкий потолок - я предполагаю, что это защитная реакция, ответ на обломавшиеся ожидания в 90-х, когда многие ждали, что вот еще чуть-чуть и свалится американская мечта и все 200 сортов колбасы развращенного Запада прямо на голову, и наступит в колхозе рай на земле, а получилось ровно наоборот. Кто жил в девяностые - боится желать и не получить, кто был мал - перенимает отношение, как обезьянки из известного эксперимента с бананами и брандспойтом.

Итак, наши сограждане, за редким исключением, хотят мало и осторожно, в большинстве случаев, свои стратегии выстраивают с минимальным риском (с их точки зрения, потому что в жизни не рисковать вообще - более рискованно, чем рисковать иногда).

Теперь об идеальном государстве. Здесь мнений куда больше, чем об идеальной жизни. Для одних идеальное государство - это когда оно не вмешивается не во что, и каждый гражданин может «мутить свои муточки» и «делать свои гешефтики», этим государством не замеченный. Такая позиция - опыт активного ведения бизнеса 2000 годов, когда государство постепенно начало закручивать гайки, при этом снизилось влияние рэкетиров на мелкий бизнес.

Для других идеальное государство - это добрый отец, который чинит туалет в коммунальной квартире, выдает пенсии и пособия, повышает зарплаты по выслуге лет, предоставляет бесплатную медицину и санаторные путевки. Это - наследие СССР.

Для третьих идеальное государство - это справедливый регулятор, правда, мнения о справедливости расходятся очень сильно, поскольку концепций справедливости, как минимум основных, несколько, а понимание - и вовсе у каждого свое. Это позиция, как правило, необразованных романтиков любого возраста, склонных, тем не менее, к рефлексии.

Для четвертых идеальное государство - это государство, которое помогает таким как [вписать имя говорящего], потому что [вписать обоснование, показывающее, чем говорящий лучше всех остальных], а всем остальным - спуску не дает. Как не дает спуску? Сажает, облагает налогами, запрещает творить что-то невыносимо ужасное, например, танцевать в храме. Это позиция людей-детей. Не беззащитных сирых и убогих, как «государство-отец», а уверенных в своей правоте и праве на любовь, но не способных представить, что могут быть другие интересы, что их мнение может быть неправильным, а их право на родительскую любовь - небезгранично. Кстати, на ROI очень интересно читать тексты инициатив людей из этой группы.

Наконец, для пятых идеальное государство - это обслуживающая система гражданского общества, причем уважение к этой обслуживающей системе варьируется буквально от «раб» или «слуга» через «обслуживающий персонал» до «нанятых гражданами менеджеров». Степень уважительности в формулировке, кстати, коррелирует с личной готовностью вести диалог с нынешней властью.

И вот все эти граждане, держа в голове все многообразие вариантов идеального государства, начинают сравнивать, то, что они представляют с тем, что они видят. У подавляющего большинства картинки не сходятся, и это вызывает какие-то негативные эмоции: от неудобства до ярости. У значительного числа включается защитная реакция – действия государства или явно ответственных персон начинают оправдываться: «враги помешали», «мировой кризис повлиял», «подчиненные разворовали», «им приказали», «я чего-то не знаю, и все, на самом деле, идет по Плану». Появление защитной реакции закономерно – невыраженная агрессия ломает людей изнутри. В некоторых условиях, ее можно выплеснуть через насилие над ближними или вандализм, а также размыть алкоголем, но эти способы действуют ситуативно, а не в качестве постоянного «костыля», тогда как идеал с реальностью не совпадает не только в каждой конкретной ситуации, но и фоново. Зато отрицание причин для агрессии, либо перенесение агрессии на внешние, по отношению к паре «разрушитель идеализации - субъект переживаний», условия действует надежно, оно работает не с результатом (агрессией), а с причиной (несовпадение идеального и реального).

В протесте будут участвовать те, кому неудобно, те, кто в ярости, те, кто выступает против разрушителя собственных иллюзий и те, кто переносит агрессию по отношению к разрушителю иллюзий на другие объекты. Оговорюсь, что, при этом, другие объекты могут в действительности мешать жить будущему субъекту протеста.

И здесь желание протестовать встречается со страхом. Страх – совершенно нормальная, здоровая эмоция, которая призвана оберегать человека от лишнего риска. Но кто решает, какой риск лишний, а какой нет? Как правило, человек сравнивает не потенциальную выгоду от протеста, а потенциальный вред от промедления со своим страхом, и если сравнение не в пользу страха – он выходит на улицы. В этом протесты на Болотной и в Бирюлево одинаковы: и там, и там на улицы вышли люди, которым уже страшнее терпеть происходящее, чем выступить открыто против власти. Это не футбольные фанаты с Манежной площади, одетые в старые добрые балаклавы, толстовки с высоким воротником и медицинские маски. На Болотную и на сход в Бирюлево граждане выходили с открытыми лицами, по крайней мере, большинство граждан. Рискуя работой (после Болотной многих участников уволили работодатели, не одобряющие протест или его направленность), рискуя попасть в автозак, с ненулевыми шансами пойти по сфабрикованным статьям для галочки (что было в Санкт-Петербурге на сходе по поводу убийства местного жителя мигрантом этим летом).

Разница между вышедшими на Болотную и вышедшими на сход в Бирюлево не в идеологии, она в том, насколько глобальные проблемы участники протеста приняли близко к сердцу, насколько абстрактный уровень проблемы еще способен включить триггер страха: ураган пугает надежнее, чем глобальное потепление. Разница идеологий – не более чем разница в идеализациях государства, с которыми сравнивалась видимая реальность «146%» и «неуиноуного Рафика» дополненная индивидуальными ситуативными предпочтениями по выбору «стрелочника».

В обоих «спусковых крючках» протеста одна истинная причина: вопиющее несоблюдение законов Российской Федерации исполнительной и законодательной властью. Можно углубиться в абстракцию дальше и сказать, что проблема – кризис власти, однако, это у граждан проблемы с властью, у власти все в порядке, повсюду контроль, успешный лоббизм и принудительное посещение эстафеты Олимпийского Огня школьниками и их родителями.

Я остановлюсь на обозначенной выше причине: несоблюдение законов. На Болотной основные лозунги касались именно этой проблемы, хотя было и немало лозунгов более низкого порядка – «За честные выборы», например. В Бирюлево большинство лозунгов касались мигрантов, однако, на прямом включении слышны и претензии в сторону ОМОНа, как конкретные: «Не стыдно ли защищать нерусских от русских», так и абстрактные: «Почему полиция не работает».

Конкретный лозунг всегда эмоциональнее, конкретные предложения всегда проще исполнить. Поэтому протесты под конкретными, простыми, понятными и злободневными лозунгами проще быстрее перерастают в погромы и вооруженные столкновения. Для того чтобы люди шли за идеей «Liberté, égalité, fraternité» - они должны понимать под этими словами что-то касающееся личных страхов, планов и амбиций, а создание такого понимания требует длительной пропаганды. И Болотная, и Бирюлево возникли из небытия в течение нескольких дней, и лозунги Бирюлева были конкретнее и понятнее. Здесь и сейчас.

И самое страшное, что протестовать вышли люди, придерживающиеся стратегий минимального риска, имеющие минимальные пожелания на будущее, а значит всем своим существом чувствующие, что лучше не будет ни на йоту.